Графит

[neosamurai]

 Менестрельское

Сны мои снова полнятся бредом: небо кровавое, плащ, прибой.
Знаешь, я скоро опять уеду. Может быть, даже и не с тобой.
Нет, ну а правда: какая разница, где меня носит - там или тут?
И без меня здесь мальчишки дразнятся, птицы поют и цветы цветут.
Ты же с утра на дворе с железом. Прямо... направо... наискосок.
Солнечных зайчиков ловишь лезвием, плотно утаптываешь песок.
Я у окна и в обнимку с лютней, она-то намного людей верней.
Знаешь, ведь даже и в холод лютый пела она, помогая мне.
Струны сейчас не поют, не плачут, только плюются - иди, мол, на...
Сейчас бы в седло да ловить удачу, вдруг попадется теперь она.
Сейчас бы в поля и на вольный ветер, громко ликуя, горя, любя...

Ты, разумеется, не в ответе за то, что я полюбил тебя.
Так и сидеть и глядеть украдкой, не поворачивая головы.
Оклик. Бросаюсь на двор без оглядки...
И называю тебя на "вы". 

Он закрыт на сто тридцать два замка,
Разглядеть живое тут не суметь.
И к нему подкрасться нельзя никак,
Чтобы не нарваться на бой и смерть.
Что там в путь берут? Хлеб, чеснок, вода.
Его шаг бесшумен, а норов горд.
Отступает он по своим следам
Чтобы ты не мог разыскать его,
Чтобы ты не мог подобрать ключи,
Разломать доспехи, отбросить нож.
И не слышал, как под броней стучит
И грохочет, если к нему идешь.
Ты открыт ладонью, летуч, как дым,
И открытым встретишь огонь и тьму.
Ты вообще не можешь читать следы,
И бежишь наобум - и всегда к нему.
Ты вообще не можешь ломать замки,
А отмычки видел лишь раз во сне.
Но течешь - так в дыры текут пески,
Так в любую щелку проникнет свет.
Ты не воин, где там, какой дурак
Скажет: это боец, - это бред, кошмар!
И тебе броню не пробить никак,
Ты умеешь только ее снимать.
Так бежит поток, так растет трава.
Так и ты идешь, напрямик, один.
Не умеешь красться и убивать,
И в своей свободе непобедим.

Наступило лето, жасмин цветет.
Ты идешь по полю, мурлыча стих.
Под обрывом речка с тобой поет,
Капли точат камни, влюбляясь в них.


Сегодня холодный август, и лезет мороз под кожу,
Сжимает тихонько сердце, пытается вызвать сон.
Держись, если хочешь выжить, держись, если только можешь.
Держи под подушкой ножик и будешь тогда спасен.

Сегодня холодный август, а мне говорят: чего ты,
Для страхов есть злые зимы, до них еще жить и жить.
Ешь яблоки, слушай звезды, с Агатой танцуй в субботу.
Какие тебе заставы, какие тебе ножи?!

Но нынче холодный август, а мне ведь всего пятнадцать,
Заставить других поверить мне не удалось до сих пор.
О тени моих кошмаров они не хотят пятнаться.
...а яблоки замерзают и падают за забор.

Сегодня холодный август, в лесу подвывают волки,
А люди твердят упрямо, что всех в декабре спасут.
Я глажу лезвие пальцем и знаю: уже недолго.
Я буду готов и встану к кошмару лицом к лицу.

Сегодня холодный август...


Ему твердят: ты не сможешь выжить, не видел горя.
Тебя не били и не втыкали в родное нож.
Понюхай порох, побейся в двери и слазай в горы
(и лучше, если ты там куда-нибудь упадешь).
Сломай лодыжку, расплюйся с другом, влюбись в скотину.
Удар по почкам (гортани, печени) пропусти.
А то расселся счастливым дурнем в болотной тине!
Пока ты тряпка, совсем беспомощный инфантил.
Три пуда соли, один на завтрак и два на ужин,
В обед жри кактус, изображая больную мышь.
Ты что трясешься, тебе же опыт бесценный нужен!
Ты будешь сильным, ты станешь смелым, совсем как мы!
Он шепчет: братцы, да что такое, да это как же?
Ведь как-то жил и пока не помер, и уцелел.
Ну да, не дрался с громадным львом и не прыгал с башни,
Но я в тайге, нафига мне сдался свирепый лев?!
Огонь - ну ладно, вода - быть может. Смогу пробиться.
Но, может, плюнем и обойдемся без медных труб?!
С чего вы взяли, что выйдет мачо, абстрактный рыцарь?
Ведь может выйти и совершенно конкретный труп!
И я не тряпка, с чего вы взяли, ведь плакать рано!
Проблема будет - тогда и стану ее решать...
Они молчат и глядят угрюмо, лелея шрамы,
Желая втайне ему найти свой удар ножа.



Эй, хозяин, ну-ка плесни вина, поскорее выпью - да и пойду. Да, я знаю, ночь сейчас холодна, неуютна, пакостна и темна, но дела, хозяин, они не ждут. А хотя... к чему мне сегодня врать, расскажу, пожалуй, как вышло так. Скоро выйдет в центр мой сводный брат, вдохновенен, радостен и крылат, и начнет с восторгом стихи читать. Почему плохие? С чего решил? Нет, стихи его будто бы шелк скользят, что-то гладят в недрах любой души, как ни выверни - а они хороши, только мне их слушать никак нельзя.
Было так: бродили по свету мы, приучившись кое-как выживать. Я крушил тела, он терзал умы, распалял сердца, будоражил мысль, на монеты в шляпу менял слова. Не всегда, конечно ему везло, приходилось часто его стеречь - у поэтов трудное ремесло, уязвленный словом приносит зло, только злых людишек пугал мой меч. И не раз случалось, что я ворчал, отогнав подальше хмельных крестьян: сколько можно, хватит уже, кончай, от твоих стихов мне одна печаль, хоть бы раз язык прикусил, буян.
Только вышло так, что однажды в ночь самого меня отыскал клинок. И вздохнул целитель, что не помочь и душа моя отлетает прочь, удержать ее он, увы, не смог. И тогда мой брат, бледный, как мука, подошел, потребовал, чтоб я жил, говорил - ему без меня никак, говорил - не смей умирать, дурак! - и слова свои он мне в грудь вложил. Уж не знаю, что он еще сказал - я упал в объятия темноты, а когда наутро открыл глаза, то нет раны, кожа срослась назад, а поэт смеется - заспался ты.
С той поры, как видишь, я цел и жив, все при мне - и сила, и ум, и меч. Только слово брата в груди дрожит, не давая крови уйти из жил, не давая жизни в песок утечь. Но когда я вижу, как он творит - сразу тянет душу уйти за край, сразу слово бьется, кипит, горит, словно хочет сердце мне отворить...
...вот и брат. Пойду-ка я. Все, бывай.

С поминок сбежал - и к тебе. Там взгрустнуть не дали.
Вообще-то какое свинство - вот так погибнуть!
И если б ты слышал, как Машка сейчас рыдала,
То мигом пришел бы, пускай даже из могилы.
Народ вдруг очнулся и вспомнил - нас было трое!
С надеждой глядят на меня, позабыв про стоны,
Но я не герой, я только спутник героя,
Пускай мое имя ни разу не Джерри Коннел*.
Доспехи твои, прямо скажем, тяжеловаты.
Про меч я вообще промолчу. Я его не сдвину.
Куда мы теперь без героя в блестящих латах?
...а может быть, плюнуть на все и трагично сгинуть?
Не вышло пожить, так хотя бы помрем красиво...
Прости, жизнелюбие нынче мне отказало.
У края могилы не верится в наши силы,
А войско врага постепенно идет на запад...
Да ладно, не дрейфлю. Ты спи. Ты устал, должно быть.
Придется вертеться. Придумаем вместе что-то.
Мария поможет, и я не впервые в жопе.
Придумывать выходы - это моя работа...

***
Ну вот, вернулся, встречай с победой, прости, без знамени и герба.
Все думал: вот! наконец! приеду! Приехал, плюнув на пир и бал.
Потоки славы текут по роже, в сортир не сходишь, етихумать.
Тебя вот так доставали тоже? А я-то раньше не понимал...
Я после нашего разговора за дело взялся, уж как сумел.
Интриги, заговоры и воры, того - на плаху, тому - удел...
Не время было играть в героя, удача - сука и шанс не наш...
За мной теперь шлейф из лжи и крови, подделка, подкуп и шпионаж.
Сначала было чертовски сложно, порой хотелось уйти в запой...
Но вот отбились. Теперь все можно. Теперь все спишут и я - герой.
Сейчас стою у твоей могилы, и знаю - ты бы не допустил.
Да, у меня не хватило силы, на что тебе бы хватило сил.
Боюсь, душевное благородство ушло навек по твоим следам,
Смягчает память мое уродство, и уж ее-то я не отдам.
Тебе там как, ничего? Не тесно? С тобой в могиле - прошедший век.
Ну да, смеюсь... Как когда-то вместе с тобой, отчаянный человек.
Порой бывает темно и тошно от новых правил моей игры...
Прошу тебя, если только можно - не оставляй навсегда миры.
Мы этот так преобразовали... что продирает по коже страх.
Зато сидим не среди развалин и не пылаем в огне костра.
Да нет, мы сможем еще пробиться, угрозы жизни вселенной нет...
Но часто хочется, чтобы рыцарь. С мечом, в доспехах и на коне.
Поверишь, нет ли, - бывает страшно. На что идем и куда глядим...
У нас теперь только я... да Машка. В седле. В доспехах. С мечом. Твоим.
Мне снова хочется стать скитальцем и знать: разлука - не навсегда.
В каких мирах ты еще остался? Не покидай их. Не покидай.

--------
*Джерри О'Коннел, герой романа М. Муркока, вечный странник, "спутник героя".


Господи, каюсь, как же смешат меня
Юные циники, хватившие по верхам!
Двадцатилетние лорды, и каждый - каменный,
Каждый второй - мизантроп, каждый третий - хам.
Каждый - крутой боец, Властелин в зародыше,
Каждый не верит в любовь и плюет на смерть,
Кутается в пальто, словно в плащ поношенный.
Ясное дело, дерзок и крайне смел.
Схватишь за горло, в косяк такого впечатаешь,
А у него-то в глазищах вселенский страх.
Смотришь - и брови домиком (замечательно),
"Мамочка!" - вопль выдохся на губах.
Выпустишь - и дрожит, и стоит-качается,
После расправится - и опалит огнем.
...Слава те, Господи, что шелуха стирается.
Слава Тебе, что подлинное при нем.